Украинские правозащитницы и члены UnMode Янина Стемковская и Юлия Коган, несмотря на войну, продолжают помогать людям, находящимся в заключении. Казалось бы, в такое время не до заключенных, когда российские войска продолжают убивать мирных граждан страны и уничтожать города.
Но позиция настоящего правозащитника заключается в том, что помощь и правовая поддержка должна оказываться всем, кто в ней нуждается, несмотря ни на что. Поэтому все дни войны Янина и Юля все время на связи с тюрьмами и колониями, в контакте с адвокатами и администрацией пенитенциарных учреждений и регулярно за свои деньги покупают необходимые продукты и медикаменты и высылают посылки осужденным в разных областях Украины.
Юлия Коган и Янина Стемковская рассказывают о том, какая сейчас ситуация в местах лишения свободы в Украине в связи с войной и с какими проблемами они сталкиваются в своей работе.
Юлия Коган, Одесса
Несмотря на военное время, работа продолжается и набирает обороты. Поскольку за много лет работы меня уже хорошо все знают, то передают по «цыганской» почте мои контакты. Сейчас ко мне постоянно обращаются за помощью. Что делала в последнее время – встречала ребят, кто освобождался. Выходили они из нашей 14-ой колонии, из СИЗО также. Встретила уже не один десяток людей.
Каждый выходит – и у каждого свои проблемы. Ехать кому куда. Но только у одного было двести гривен, все остальные выходят вообще без денег, без ничего. Это значит, что нужно людям организовать, где им жить, найти деньги на дорогу. Даже доехать до вокзала – это уже 10 гривен. А есть те, кто десять лет отсидел – они вообще ничего не понимают, что сейчас происходит и как все устроено. Вспоминаю себя, так мне неудобно было передать за проезд в транспорте. Так а что говорить про настоящий день, когда идет война. Поэтому езжу на вокзал за билетами, организовываю проживание в гостиницах, да много чего. У каждого человека своя история и потребности в помощи.
С доступом к медицинской помощи в местах лишения свободы история такая – сейчас есть горячая линия по этим вопросам, я тоже принимаю звонки. Люди звонят со всей Украины, если чего-то нет. Я разговариваю и рассказываю, как решить ту или иную проблему. Заместительная терапия и антиретровирусная терапия в целом есть. В оккупированных городах тоже удается организовывать пока. Я знаю, как в одной колонии врачи «партизанят», помогают на свой страх и риск заключенным с доступом к этим препаратам.
В целом с войной стало все хуже в пенитенциарной системе, но это и понятно. На мой взгляд, логично было бы отпустить людей. Страшно сидеть в колонии, которую могут захватить оккупанты. Они гражданских убивают, так а с заключенными и вообще церемониться не будут. И такие случаи есть. Если же говорить про отношение администрации к заключенным, то оно стало гуманнее. Есть понимание, что все в одной лодке, помощь и поддержка чувствуются, но и тут, конечно, зависит от человека.
Я сейчас веду несколько стратегических кейсов, и за последнее время еще несколько появилось. Очень важная для меня сейчас история с заключенным Игорем Г. Он находится в 49-ой колонии в Кропивницком. Туда нужно посылать адвоката, а в связи с военным временем это все почти что нереально, пять часов от Одессы. Нужно там искать.
Ситуация с ним такая – одессит. Поехать заработать в Россию, поставили на объект, заработал много денег. Они лежали у человека, у которого он работал.
Как часто бывает, когда собрался уезжать, отдавать не захотел. В итоге – тяжкие телесные. Сел в России. Позже депортировали в Украину. У него серьезные проблемы со здоровьем – диабед в тяжелой форме, впадает в кому. Его нужно было отправить во Львовскую область, где содержатся люди с диабетом, а его этапировали к туберкулезникам. И до настоящего времени никак не могут перенаправить в колонию, куда ему нужно. У него большая дозировка инсулина. Плюс к этому травма головы, в связи с чем приступы эпилепсии. Врачи, когда его видят, говорят – о, ты еще жив. Чтобы быть с ним все время на связи, сама пополняю ему счет на телефоне. Как могу, поддерживаю. И не только его одного.
Янина Стемковская, Полтава
В Украине в местах лишения свободы сейчас ситуация очень разная. Вот, например, в Херсоне оккупирована полностью территория. И в начале марта прошла информация, что чеченцы сделали там из СИЗО свой штаб. И тут же вышла наша омбудсмен и сказала: «Не волнуйтесь, на временно оккупированных территориях все заключенные эвакуированы». А я была на связи все время с Херсоном и с заключенными, которые продолжали находиться в этом СИЗО. То есть совсем другая информация, которую транслировала омбудсмен.
При этом многие юристы, с которыми мы сотрудничаем, также ставили мои слова под сомнение. Я со своей стороны подняла этот вопрос, что нужно разобраться, потому что там остаются люди. Начали разбираться – я предоставила телефоны тех, с кем была на связи. Выяснили, что люди продолжают находиться там. С ними удалось связаться, при этом ситуация там была ужасной. Ребятам давали полмешка сухарей на несколько камер на три дня, и это было все из еды. И дело в том, что люди по сей день там, на оккупированных территориях. Связь у меня с ними есть, но сделать пока, к сожалению, ничего невозможно – не эвакуировать, не предоставить какую-то правовую помощь. К сожалению, с оккупированными территориями пока так.
Пример заключенного П. оттуда, с которым я сейчас работаю. Он находится в Херсонской области. Он был туда этапирован сразу после нового года. Ему нужно было продлевать группу инвалидности по туберкулезу, но началась война, и он завис там. Я на связи с ним каждый день. Пока единственное, что смогла для него сделать – это перевод 100 евро. Они хоть себе купят и все, что возможно.
По этому делу из ЕСПЧ пришел ответ, мы успели податься до войны. Но пришел он в кировоградскую исправительную колонию, где он отбывал заключение до этого. Поэтому что в этом ответе – никто не знает. Заключенный находится в херсонской области, а письмо лежит в колонии кировоградской. К сожалению, нет возможности никого эвакуировать оттуда, и не знаю, что там дальше будет. Никто не знает. Главное, хоть бы живы они остались, потому что там стреляют очень часть и очень много.
Если взять Харьков, там город большой, и если осужденные находились прямо вблизи боевых позиций, их эвакуировали, развезли по разным зонам. А часть тех, с кем я работаю, они достаточно далеко от боевых действий, они остаются на месте. Единственное, там есть подвал, который служит им бомбоубежищем. Мы хотели инициировать эвакуацию, но нам нужна хоть одна доверенность, а сейчас там невозможно взять никакой доверенности – ни почтой, ни курьерами, ничем, потому что там проходят боевые действия. Я с теми ребятами тоже на связи. Вот сегодня звонил один – живы-здоровы, слава богу.
Там у меня находится заключенный М. Он был этапирован в Харьков, в 25-ую колонию, и, как я сказала, их не эвакуируют. Сейчас адвокат попросила ознакомиться с его делом. Там ситуация, что по одному и тому же эпизоду на судебные слушания приходит разные свидетели, так как дело сфабриковано. Сейчас находимся на стадии составления кассационной жалобы.
Сложнее с Донецкой областью. Вот из города Бахмут эвакуация была неделю назад. Там очень много пожизненно осужденных, их развезли. Женщин всех привезли в Полтаву. Причем не в СИЗО, а сразу в колонию, хотя у многих там не закончился суд и нет еще срока заключения. В колонию отправили в целях безопасности, потому что там есть бомбоубежище. По поводу других заключенных из Бахмута, из «пожизненников», я с одним на связи, он мне писал, что пять-шесть человек в одном место отвезли, пять-шесть – в другое: там и Кривой Рог, и Днепропетровская область, и Винницкая область, и другие области.
Оттуда тоже еще один мой кейс – девочка Т. Она была в Бахмуте, две недели назад ее этапировали в Полтаву. Она сейчас находится в 65-ой колонии. Я ей тоже закупила и отправила посылку, потому что там тоже проблемы со здоровьем. Она ее получила, все хорошо сейчас. Потом общалась с заместителем начальника этой исправительной колонии, которая ей отказала в УДО, потому что у нее не было поощрений за время отбывания заключения. А поощрений у нее не было, потому что она не могла работать в связи с состоянием здоровья. Еще перед войной писали – ей нужна была оценка ее здоровья не тюремными врачами. Нам удалось перед самым началом военных действий ее вывезти в гражданскую больницу, где ей сказали причину ее проблем со здоровьем. А причина в том, что когда ее оперировали в тюремной больнице, ей повредили по халатности жизненно важные органы. И вот мы решали, как возможно сделать так, чтобы она вышла по УДО или еще что-то, в связи с тем, что идет война, что она отбыла положенные две трети срока и т.д. Боюсь просто на перед загадывать, но думаю, что мы ее вытянем.
Если говорить о работе, то, во-первых, ее стало гораздо больше. Во-вторых, на первый план у всех буквально, даже с кем я работала по стратегическим кейсам, вылезли базовые человеческие потребности – сейчас никто не хочет судиться, потому что буквально жрать нечего, если утрированно говорить. Сейчас реально нуждаются люди в прямой помощи, потому что даже гуманитарная помощь, которая есть, она в места лишения свободы доходит в очень ограниченном количестве. Поэтому я пытаюсь, как могу и что могу, своими силами помогать – отправляю деньги, закупаю медикаменты и продукты и тоже туда направляю все. Невозможно же, когда напрямую работаешь с людьми, не слышать и игнорировать их запросы, от которых зависит, по сути, их жизнь сегодня.
Есть у меня в работе заключенный Л. У него приговор вошел в силу и была апелляция за это время. Сейчас мы собираем документы на кассационную жалобу, потому что апелляцию ему писал его адвокат, а он ее не видел. Также получили для него свежее медицинское заключение, и сейчас я ему собираю необходимые медицинские препараты для его жизни. Ему нужны ферменты, гепатопротекторы и много другое, на это все я выделяю ему деньги из других своих маленьких проектов.
Или вот пример, как работается сегодня. Подавали мы уже во время войны – суды-то работают, где нет военных действий, – запрос об условно-досрочном освобождении по одному из кейсов. Но мы до сих пор не знаем, рассматривалось оно или нет. В целом мы и не надеялись, что человека по УДО выпустят, но для подачи в ЕСПЧ нам нужно было любое решение для того, что мы использовали все возможные варианты защиты внутри страны. Онлайн, к сожалению, ничего невозможно узнать, попробую в живую. Я привыкла все доводить до конца.